РАННИЕ ПОЭМЫ ЛЕРМОНТОВА

Написав летом 1828 года поэму «Черкесы», затем Лермонтов обратился к сюжету пушкинского «Кавказского пленника» и cоздал поэму с таким же названием. Первый биограф поэта Павел Висковатов заметил: «Надо ... сознаться, что если вся концепция взята Лермонтовым у Пушкина, то в картинах кавказской природы мы видим будущего великого художника»[1]. Лермонтов усилил трагизм концовки — убийцей пленника и, соответственно, виновником гибели освободившей того черкешенки стал ее отец. В том же году Лермонтов пишет поэму «Корсар», на которую, несмотря на совпадение названия с одноименной поэмой Джорджа Гордона Байрона, гораздо большее влияние оказало другое произведение великого английского поэта — «Шильонский узник», очень популярный у нас после перевода Василия Жуковского. Есть в «Корсаре» и влияние «Братьев-разбойников» Пушкина. Повлияли «Братья-разбойники» также на поэму Лермонтова 1829 года «Преступник».

Надо отметить, что в своих первых трех поэмах Лермонтов перефразировал или даже дословно цитировал строки Пушкина, Ивана Козлова (включая перевод последним поэмы Байрона «Абидосская невеста»), Александра Бестужева-Марлинского, Ивана Дмитриева, Василия Капниста, поэмы Эвариста Парни «Иснель и Аслега» в переводе Константина Батюшкова и даже оды «На день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны» Михаила Ломоносова.

Начиная с «Преступника», Лермонтов отказался от этого, хотя и использовал через три года в своем стихотворении «Парус» строку Бестужева-Марлинского.

Сделав в 1829 году набросок поэмы «Два брата», сразу три начальных наброска исторической поэмы о древней Руси «Олег» и, наконец, первоначальные наброски «Демона» (характеристика героя, незаконченный диалог и два плана, последний из которых близок к окончательному; также сохранилась запись «Поэма на Кавказе — герой — пророк»[2]), Лермонтов за весь этот год, помимо «Преступника», написал только одно произведение в крупной форме — сожженную им поэму «Индианка».

В начале 1830 года Лермонтов, ещё обучаясь в Благородном пансионе, снова обратился к «Демону» и написал поэму целиком (согласно черновому автографу, однако на белом автографе указан 1831 год), поставив эпиграф из драматической поэмы Байрона «Каин», но затем его зачеркнув (эту рукопись принято называть второй редакцией или же вторым списком).

В 1830 году Лермонтов сделал набросок поэмы «Две невольницы» с эпиграфом из «Отелло» Шекспира. В этом наброске некоторые исследователи находят влияние «Бахчисарайского фонтана» Пушкина. В конце февраля — начале апреля того же года Лермонтов написал повесть в стихах «Джюлио», с пометкой «(Я слышал этот рассказ от одного путешественника)». На влияние «Беппо» и «Мазепы» Байрона указал Б. М. Эйхенбаум. Шесть строк из «Джюлио» автор использовал в своем стихотворении «1831-го года июня 11-го дня», а четыре этих строки также в «Литвинке». Некоторые строки полностью или с незначительными изменениями были перенесены в «Измаил-Бей».
 

Повесть в стихах «Литвинка» в сохранившейся рукописи-списке датирована 1832 годом, но Висковатов сделал пометку: «Год выставлен не рукою Лермонтова. Я считаю это произведение 1830 или даже 29 года». В пользу датировки поэмы 1830-м, а не 1829 годом говорит использование в «Литвинке» строк из «Джюлио» (следует также отметить, что именно в 1830 году Лермонтов начал активно называть свои поэмы повестями). Польский историк литературы Ст. Здзярский нашел в поэме сильное влияние «Гражины» Адама Мицкевича (наши исследователи также признают возможное влияние «Гражины» на образ девы-воина). Финальное сравнение с березой есть также в посвящении к трагедии «Испанцы», стихотворении «1831-го года июня 11-го дня», поэме «Боярин Орша».
 

Повесть в стихах «Последний сын вольности» была также написана в 1830 году — в той же тетради есть стихотворение «Романс к И...», в другой рукописи отмеченное этим годом. В незаконченном и перечеркнутом стихотворении «Новгород» Лермонтов поставил дату 3 октября 1830. Речь в написанных строках идет, судя по всему, о декабристах (а тема Новгорода лишь начата — «Есть бедный град, там видели народы / Все то, к чему теперь ваш дух летит»[3]). Это не удивительно, поскольку декабристы идеализировали Новгородскую Русь, а Кондратий Рылеев посвятил одну из своих «Дум» Вадиму Новгородскому, ставшему главным героем и «Последнего сына вольности» (к образу Вадима Новгородского обращались также драматург Яков Княжнин, Василий Жуковский, А. С. Пушкин). Эпиграф «Когда такой герой родится снова?» взят из поэмы Байрона «Гяур»[4]. Посвящена повесть в стихах Н. С. Шеншину, товарищу Лермонтова по Московскому университету, а впоследствии — по школе гвардейских подпрапорщиков.

В 1831 году Лермонтов снова обращается к «Демону» и начинает писать поэму с начала, увеличив размер, но после семи строф вступления останавливается и делает запись: «Я хотел писать эту поэму в стихах: но нет. — В прозе лучше»[5]. Тогда же он записывает: «Memor. Написать длинную сатирическую поэму: приключения Демона» (в предыдущей редакции есть некоторые иронические строки — например, «Злой дух недолго размышлял, / Он не впервые отомщал!»)[6]. К этому же году, скорее всего, относится набросок без названия (условно называемый по имени героя «Азраил»), набросок пьесы или драматической поэмы в духе Байрона, набросок, соединяющий в себе стихи и прозу, во многом близкий «Демону».

К 1831 году относится поэма «Каллы», где Лермонтов использовал в подзаголовке определение «Черкесская повесть». Авторская рукопись сохранилась не целиком, и из-за этого в финале поэмы потеряно десять строк. Слово «каллы'» происходит от тюркского «канлы» («кровавый»). Эпиграф взят (на английском) из «Абидосской невесты» Байрона, но образ убийцы близок к описанию монаха в другой поэме Байрона «Гяур». Поэма Лермонтова основана на черкесском предании.

В той же тетради, где есть запись о сатирической поэме про демона, Лермонтов написал: «Написать поэму — Ангел Смерти» и далее кратко изложил план. Поэма, впервые изданная в Карлсруэ под названием «Ангел смерти. Восточная повесть» в 1857 году, в дальнейшем печаталась по черновому автографу, поскольку разночтений не так уж много. В рукописи указана дата завершения поэмы (4 сентября 1831 года) и стоит посвящение А. М. В.....й (кузине поэта Александре Михайловне Верещагиной). «Ангел смерти» основан на сюжете новеллы Ж. П. Рихтера «Смерть ангела»; впрочем, «сохранив некоторые общие места, Лермонтов заменил ... тему небесного милосердия темой противостояния добра и зла»[7]. Его поэма близка к произведениям Байрона («Каин», «Небо и земля»), Альфреда де Виньи («Элоа»). «Ангел смерти» также имеет прямое отношение к многолетней работе Лермонтова над «Демоном».

Набросок поэмы «Исповедь» расположен в тетради сразу после пьесы «Странный человек», чье завершение датировано автором 17 июля 1831 года. Высказывалось мнение, что это была первая попытка осуществить план «написать записки молодого монаха 17-ти лет. — С детства он в монастыре...»[8]. Впоследствии Лермонтов использовал свой достаточно большой набросок в поэмах «Боярин Орша» и «Мцыри». Висковатов находил в «Исповеди» прямой намек на В. А. Лопухину: «В его тогдашних произведениях Варвара Александровна не раз является монахиней. Так, в первом очерке «Демона» она монахиня-испанка. Поэт даже нарисовал акварелью ее портрет в костюме католической монахини, в окне испанского монастыря на берегу моря. В «Исповеди» девушка, любимая героем, тоже в монастыре...»[9].

Поэму «Аул Бастунджи» датируют 1831 годом, потому что некоторые мотивы, имя героини и даже несколько строк использованы в «Измаил-Бее», который был написан в следующем году. При этом в «Ауле Бастунджи» (такой аул действительно существовал в конце XVIII — самом начале XIX веков у горы Бештау; его разрушили в 1804 году) использована черкесская народная легенда. Э. Дюшен нашел в поэме влияние «Восточных стихотворений» Виктора Гюго, Б. Нейман — влияние «Бахчисарайского фонтана» Пушкина.

Поэма «Измаил-Бей» была впервые напечатана в 1843 году журналом «Отечественные записки» по копии с несохранившейся авторской рукописи. Затем была найдена тетрадь, на обложке которой чужой, но воспроизводящей почерк Лермонтова рукой указано название (как и в копии, «Измаил-Бей. Восточная повесть», а также дата завершения — 10 мая 1831 года). В этой тетради первый собиратель произведений поэта В. Х. Хохряков выписал и строки, пропущенные цензурой из-за симпатии, выраженной Лермонтова к горцам, и отсутствующие в копии эпиграфы (к 1-й части — из поэмы Байрона «Гяур», ко 2-й части — из поэмы Вальтера Скотта «Мармион», к 3-й части — из поэмы Байрона «Лара»), даже четыре строки, отсутствующие в копии и замененные там точками.

Сообщив, что немецкий переводчик поэзии Лермонтова Фридрих Боденштедт ставил «Измаил-Бея» выше, чем «Мцыри», Висковатов не мог с этим согласиться — в первую очередь, из-за байронического характера «восточной повести». Но редактор ее первого издания писал в примечании: «...все это произведение может служить фактом поэзии, духа и характера Лермонтова. Тут читатели встретят, в герое поэмы, тот же колоссальный, типический образ, который, с ранних лет, был избранным, любимым идеалом и являлся потом во всех произведениях поэта, в котором Россия безвременно утратила, может быть, своего Байрона»[10].
 

Наши исследователи отметили, что «"Измаил-Бей" отличается от других кавказских поэм Лермонтова некоторой политической окраской: в поэме явно выражено сочувствие вольнолюбивым горцам...»[11]. Стоит также отметить, что, согласно записям В. Хохрякова, который, очевидно, располагал черновым автографом, Лермонтов исключил из поэмы целую строфу, написанную от первого лица и, вероятно, связанную с Варварой Лопухиной. В Сочинениях Лермонтова под редакцией П. А. Ефремова (1873) посвящение состоит не из 12, а из 20 строк. Источник добавленных 8 строк неизвестен, однако исследователи не сомневаются в том, что «Лермонтов не предназначал их для печати»[12] и что они связаны с В. А. Лопухиной.
 

Э. Дюшен нашел в «Измаил-Бее» заимствования из поэм Байрона «Гяур» и «Паризина», его же драматической поэмы «Манфред». Ст. Дзярский указал на зависимость «восточной повести» Лермонтова от «Повести Вайделота» Мицкевича (части поэмы «Конрад Валленрод»). Эту идею продолжил и В. Спасович, назвавший «Измаил-Бея» «Черкесским Валленродом» (он опубликовал «развернутое сопоставление поэм Мицкевича и Лермонтова»[13]). Спасович и Дюшен нашли в «Измаил-Бее» эпизод, близкий к поэме Вальтера Скотта «Дама озера»; Д. П. Якубович считал, что образ оленя навеян «первыми строфами»[14] этой же поэмы. С. Южаков, Н. Котляровский и Б. Нейман обнаружили связи с «Кавказским пленником», «Цыганами» и «Полтавой» А. С. Пушкина.

Но, как писал Павел Висковатов, «...и в юношеских стихотворениях Байрона, изданных 18-летним поэтом под названием "Часов досуга" (Hours of Idleness), немало встречается подражаний разным поэтам и особенно Оссиану. В них много водянистого, обыденного, ничем не отличающегося от стихов любого школьника-стихотворца и, строго говоря, немного оригинальных строк и идей. В одном с ним возрасте Лермонтов является даже более оригинальным и зрелым в своих произведениях». Висковатов также упомянул стихотворения «Парус» и «По небу полуночи ангел летел...» («которые каждый образованный русский знает наизусть»), признал, что «и большие ... поэмы доходят до известного совершенства, как, например, "Измаил-Бей"»[15].

С. Н. Дурылин писал, что «в "Измаил-Бее" ... рамка значительно расширяется: в ... описательно-повествовательный пласт ... входят картины кавказской природы, зарисовки быта черкесов, исторические справки о войне на Кавказе. Для всего этого автор нередко берет краски с реалистической палитры»[16].

М. Нольман отметил, что «усиливая типично байронические черты Измаила..., поэт одновременно конкретизирует ситуацию, обусловившую одиночество героя, живущего как "лишний меж людей". "Кавказский пленник", естественно, был чужим среди чужих, а "изгнанник" Измаил чужой уже среди своих, чужой даже своему брату, тогда как в "Черкесах" Лермонтов пытался развернуть тему братства»[17]. Из этого остается сделать вывод — за почти четыре года, прошедшие после написания «Черкесов», Лермонтов проделал гигантский рывок ввысь и поднялся до совсем уже не юношеского уровня (сочинение в том же году «Паруса» лишний раз это доказывает).