ОДНОКЛАССНИКИ

– Привет! Ты не уехал?

– Завтра. Поезд завтра вечером.

– Счастливого пути.

Ее каблучки врезались в городской шум, растворившись в нем.

«Окликни, не дай уйти».

Он открыл рот, вдохнул, но в горле пересохло.

«Догони. Еще не поздно».

Он сделал шаг и остановился. Силуэт скрылся за поворотом.

* * *

Кто-то настойчиво пытался вырвать его из сна. Он и сам хотел освободиться от этого тяжелого и частого сна-наваждения. Почему? Он мучает его столько лет!? Перезвон требовал встать и ответить.

– Ты еще спишь?

Голос знакомый, но понять, чей, он не мог.

– Серега, просыпайся. Это я, Никита!

– Никита!? – он перебрал в памяти знакомых с именем Никита. Ни к кому из них голос не подходил. В трубке послышалось:

– Никита Севостьянов.

– Ты!? – выдохнул он.

– Ну, наконец-то узнал. Смотри, так всю жизнь проспишь?

– Вчера поздно лег, долго засыпал, – начал он оправдываться, но собеседника на том конце провода это не интересовало.

– Звонила Томка!

– Кто? – не понял он.

– Тамарка Лимонова. Завтра собираемся в час дня на нашем месте.

– Где?

– Серега, это ты? Или я не туда попал? Забыл наше место?

– В парке около института, но я завтра не могу.

– Ты это прекращай – не могу. Сколько лет не виделись!? А здесь решили собраться. Помнишь Володьку Апреля? Он первый из наших махнул за кордон. Теперь он известный израильский ученый. Ему недавно какую-то, ну очень престижную премию дали. Томка сказала, он что-то там открыл или что-то внедрил. Нам то что? Главное, решил на эти деньги посетить родные пенаты. Связался с Томкой. Наказал организовать встречу. Она мне ещё на прошлой неделе звонила. Приказала Петьку Исаева и тебя предупредить. Каюсь. Я тебе раз позвонил, ты трубку не взял. Потом закрутился и забыл. Сегодня утром, как обухом по голове – ты же ничего не знаешь. А Томка сказала, тебя не будет, она меня растерзает. Ты ее знаешь. Поэтому никаких не могу.

– Никит, я, правда, не могу. Своим обещался приехать. Три недели у них не был. Они у тещи на даче. – Ему почему-то не хотелось встречаться с однокурсниками. Почему? Он и сам не понимал.

– Значит так. Записывай номер, – Никита начал диктовать цифры.

– Это чей телефон? Твой?

– Вот еще!? Буду я кому ни попадя свой телефон раздавать, – Никита явно на него обиделся. – Томкин сотовый. Позвони и сам скажи, что не можешь. Записал?

– Подожди ты. Ладно, что-нибудь придумаю. Объясню как-нибудь.

– Если нужно, я могу Ольге позвонить. Надеюсь, жена у тебя все еще она или другой обзавелся?

– Не дождешься!

– Лешка, наверно, совсем больший стал.

– Скоро выше меня будет. Мужик уже, – довольно сказал он. В сыне он не чаял души.

– Отлично. Значит, завтра в час на нашем месте. Ну, давай, мне бежать нужно. Будь здоров.

– Стой! Я спросить хотел?

– Спрашивай.

Он какое-то время молчал, потом сказал:

– Ладно, ничего. Завтра обо всем поговорим.

На том конце провода тоже на какое-то время замолчали, словно давали возможность передумать и все же задать вопрос.

– Завтра. Всё завтра, – наконец-то выдавил он.

– Как хочешь. Пока. – Он услышал короткие резкие гудки.

Почему? Почему не спросил? Будешь теперь мучиться целые сутки!

* * *

Встреча однокурсников!

Сколько вопросов и ответов! Сколько возгласов и удивлений! Сколько воспоминаний и обещаний: звонить, встречаться…

Казалось они все те же двадцатидвух-двадцатитрехлетние девчонки и мальчишки, только-только вступавшие на дипломированную дорожку. Но для одних эта дорожка превратилась в тропинку, приведя лишь в условное благополучие и состоятельность. У других выросла в трассу с дорогими машинами, шмотками и женщинами. Были и те, кто уверено стоял на взлетной полосе, а впереди признание и слава.

Такими среди встретившихся были Володька Апрель и Паша Серов. Правда у Паши Серова слава только намечалась. Он был, как сказала Томка: «ну очень, ну очень состоятельным бизнесменом».

Остальные же однокурсники шагали по тропинкам и скромным трассам. Что и отразилось на неподдельной радости от встречи и шумного, иногда не позволительного для дядечек и тетечек их возраста, общения.

Из парка, с пластмассовыми стаканчиками, бутербродами, встреча перекачивала в ближайшее кафе, где произошло деление общей группы на группки.

Он, Никита, Томка и еще несколько человек расположились за одним столиком. Остальные однокурсники заняли еще два стола. Володька Апрель и Паша Серов сели отдельно.

Томка по привычке старосты группы начала переговоры с официантом.

– Серега, сколько лет мы с тобой не виделись, – Никита дыхнул на друга вискарем. Бутылку виски принес с собой Володька Апрель.

– Много.

– Ольга какая стала?

– Да почти не изменилась. Немного потолстела и седина появилась.

– Моя тоже, как третьего родила, в дверь не проходит.

– Ты многодетный отец? – Томка, разобравшись с официантом, присоединилась к разговору.

– Две девчонки и пацан. Я так и сказал, пока сына не родишь, из роддома не выпущу.

– В наше время и троих – не страшно? Их же кормить, одевать, учить нужно. – Однокурсница Валя Ивлева насторожено посмотрела на Никиту.

Он обнял её за плечи:

– Ничего, Валёк, прокормлю. Кто-то должен Россию спасти от вымирания. Вот у тебя сколько?

– Одна. Девочка.

– Мало. Думаю это упущение нужно ликвидировать. – Он крепко обнял однокурсницу и смачно поцеловал в щеку. Она не отстранилась, лишь чуть заметно покраснела. На третьем курсе у них был студенческий роман, так и не переросший в большее.

– Том, ты не знаешь? Почему Маша не пришла? – спросил он и ему показалось, этого вопроса ждали от него все и с самого начала встречи.

Или ему только показалось.

– Маша?

Томка словно чего-то испугалась. Тревожно взглянула на него, потом на Никиту. В этот момент к ней подошел официант и начал выяснять по заказу. Больше он не решился спросить про Машу.

* * *

В нее он был влюблен с первого взгляда. Как увидел 1 сентября в аудитории так и влюбился. Весь поток знал о его беззаветной, преданной любви, а она словно не замечала. Или делала вид…

Он мучился, страдал, порывался открыться и будь, что будет, но каждый раз в последний момент откладывал выяснения отношений на потом. Так продолжалось до последней практики. Летом перед пятым курсом пока еще студентам предстояло разъехаться по всей стране: проходить производственную практику. Он, Никита и группа девчонок с экономического факультета выбрали завод на Урале. Там он и познакомился с Ольгой. Они потом часто шутили: «Рядом друг с другом четыре года проходили, а познакомились на Урале!». Закрутилось всё, завертелось. Он и не заметил, как пролетела практика, сентябрь, октябрь и вдруг Ольга говорит: «Я беременна!». Завертелось еще быстрее. Перед новым годом сыграли свадьбу. Сначала с родителями и родными, потом в общаге: студенческую.

Гуляли этажом. Он смутно полнил, как всё проходило. Ольга мучилась токсикозом, и отсиживалась в соседней комнате, он за двоих принимал поздравления.

Среди веселящихся была и Маша. Красивая, до потемнения в глазах. Синее платье с ажурным белым воротником её необычайно шло. Он особенно запомнил туфельки: черные лаковые на тонкой шпильке.

Она все время попадалась ему на глаза. Он отвернется, уйдет в другой конец комнаты, а получается: смотрит на нее или стоит рядом с ней.

Изрядно подвыпивши, пригласил танцевать и вдруг выдал:

– Я, Маша, тебя, – чуть не сказал: Люблю, но вовремя опомнился, – в тебя был влюблен все четыре года.

Она посмотрела на него печально:

– Я, Сережа, догадывалась, но наверняка не знала, – она какое-то время помолчала, и чуть слышно сказала. – Ты мне тоже нравишься. Очень.

Его со спины ударило острым, ледяным и прямо в сердце.

– Хотела давно сказать, но все не решалась. Ты молчишь, сторонишься. Томка мне твердила: скажи, не молчи. Ты ему тоже нравишься, он просто бука такой – Она говорила быстро, быстро. – Помнишь? Перед вашим отъездом на практику мы встретились? Я специально тебя ждала. Словно чувствовала. Хотела сказать. А ты такой официальный, отстраненный. Я и не стала. Что теперь говорить? Будь счастлив, Сережа. – Она прикоснулась ладонью к его щеке, подумала и, как прикосновения ветерка, поцеловала.

– Будь счастлив, Сережа, - повторила она и ушла.

Ледяное, острое с новой силой вонзилось в его сердце. Вокруг ничего и никого не было. Одна боль и более ничего.

– Сергей, Сергей, – кто-то хлестал его по щекам, – что с тобой, Сергей?

Потом ему рассказали, он стоял посреди комнаты и, подвывая, стонал, как волк воет от одиночества и пустоты на луну.

– Где она?

– Кто?

Произнести ее имя вслух он не мог. Больно!

Голосом Томки кто-то сказал:

– Она ушла.

– Все пройдет, Серега, – Никита, это он хлестал его по щекам, тормошил и подталкивал к столу с напитками. – Напейся, Серега. Сильно, до потери памяти и всё пройдет!

Он пил, но ничего не проходило. Он пил ещё и ещё, но острое и ледяное не уходило из сердца, так и оставшись там навсегда.

* * *

– Привет! Ты не уехал?

– Завтра. Поезд завтра вечером.

– Счастливого пути.

Ее каблучки врезались в городской шум, растворившись в нем.

«Окликни, не дай уйти».

Он открыл рот, вдохнул, но горло пересохло.